Перед глазами вновь встала хризоксилитовая шахта!
Натужно ревя, «крайслер» пересек озеро на скорости шестьдесят километров в час, и полпути осталось позади. Минут тридцать ушло на преодоление песчаного рифа, и я попал в узкую длинную долину, которая выходила прямо к откосу.
Примерно в километре от него я увидел, что откос представляет собой не сплошную стену, как показалось мне вначале, а некое округлое плато с поразительно ровной поверхностью, словно отсеченной ударом меча. И склоны его были необычайно симметричны. Поднимаясь под углом в тридцать пять градусов, они шли цельным скальным уступом без трещин, без расселин.
Через час я добрался до плато, остановил вездеход у подножия и поднял взгляд на величественную наклонную стену — этакий остров из бледно-голубого камня, поднимающийся со дна пустыни.
Я включил первую передачу и вдавил в пол педаль газа, направив «крайслер» не прямо вверх, а несколько по диагонали, чтобы уменьшить угол подъема. Вездеход ревел и медленно полз вперед, гусеницы скользили и пробуксовывали; тяжелая машина виляла как сумасшедший маятник.
Перевалив за гребень, вездеход выровнялся, и я увидел плато примерно трех километров в диаметре, совершенно гладкое и пустое, если не считать голубого ковра космической пыли.
Посреди плато располагалось довольно большое металлическое озеро, темная поверхность которого дышала жаром.
Я высунул голову в боковое окошко и, пристально вглядываясь вперед, осторожно тронул машину с места, не давая ей набрать скорость. Метеоритов, обломков скал, валунов не было; очевидно, озеро ночью застывало, а днем, с повышением температуры, плавилось.
Хотя почва под гусеницами казалась твердой, как сталь, я остановил вездеход метрах в трехстах от озера, выключил двигатель и залез на крышу кабины.
Угол зрения изменился совсем немного, но и этого было достаточно: озеро исчезло; я видел дно неглубокой чаши, будто выбранной из плато ковшом гигантского экскаватора.
Я вернулся на свое место и завел мотор. Чаша, как и само плато, была идеально круглой, и стенки ее полого опускались на тридцатиметровую глубину, словно имитируя кратер вулкана.
Я остановил вездеход у самого края и спрыгнул на землю.
На дне чаши, прямо в ее центре высились пять гигантских прямоугольных каменных плит, стоящих на огромном пятиугольном фундаменте.
Вот, значит, какой секрет таил от меня Таллис.
Тишина казалась неестественной после трех суток почти беспрерывного рева двигателя.
Я зашагал по пологому склону вниз, к колоссальному сооружению на дне. Впервые за все время пребывания на Мураке я не видел пустыни и слепящих красок вулканических джунглей. Я забрел в бледно-голубой мир, чистый и строгий, как геометрическое уравнение, с идеальной окружностью дна, пятиугольным фундаментом и пятью каменными параллелепипедами, рвущимися ввысь, будто храм некоего неведомого божества.
Мне понадобилось минуты три, чтобы достичь основания монумента. За моей спиной чуть колыхался над двигателем «крайслера» раскаленный воздух. Я подошел к фундаменту — каменной плите в метр толщиной, которая, должно быть, весила больше тысячи тонн, — и приложил ладонь к его поверхности. Голубой крупнозернистый камень еще хранил прохладу. Как и возвышающиеся рядом мегалиты, пятиугольное основание было геометрически правильным и лишенным каких бы то ни было украшений.
Я поднялся на плиту и подошел к ближайшему мегалиту. Солнце сверкающим шаром карабкалось в небо, и лежащие вокруг меня тени гигантских параллелепипедов съеживались буквально на глазах. Как лунатик, я медленно брел к центру этой архитектурной группы, смутно осознавая, что ни Таллис, ни те два геолога не могли, разумеется, вырубить эти каменные плиты и установить их на пятиугольное основание, и вдруг увидел: обращенная к центру сторона ближайшего мегалита испещрена рядами аккуратно высеченных иероглифов.
Я повернулся и провел руками по ее поверхности. В отдельных местах камень осыпался, и линии почти стерлись, но в целом плита оставалась неповрежденной и была густо исписана узкими колонками неких пиктографических символов и сложной клинописью.
Я подошел к другому мегалиту. У него тоже вся внутренняя сторона была покрыта десятками тысяч крошечных знаков, разделенных вертикальными линиями по всей двенадцатиметровой его высоте.
Таких алфавитов я никогда прежде не видел: цепочка зашифрованного текста, в котором различались странные заштрихованные символы, показавшиеся мне цифрами, и своеобразные змееподобные знаки, похожие на стилизованные изображения человеческих фигур.
Внезапно одна строка привлекла мое внимание:
ЦИР*РК VII АЛ*ФА ЛЕП**ИС 1317
Внизу была другая, более поврежденная, но все же различимая:
АМЕН*ТеК LC*V *ЛЬФА ЛЕ*ОРИС 13**
Местами, где время выкрошило кусочки камня, между буквами оставались пробелы.
Я пробежал глазами всю колонку.
ПОНТ*АРХ *CV АЛЬФ* Л*ПОРИС *318
МИР*К LV* А**ФА ЛЕПОРИ* 13*9
КИР** XII АЛЬФ* ЛЕП*РИС 1*19
Список имен с альфы Лепорис тянулся вниз и обрывался в трех дюймах от основания. Продолжение его я нашел через три или четыре колонки иероглифов.
М*МАРИК XX*V АЛ*ФА ЛЕПОРИ* 1389
ЦИРАРК IX АЛ*ФА **ПОРИС 1390
Я перешел к соседнему мегалиту слева и, внимательно осмотрев надписи, обнаружил:
МИНИС-259 ДЕЛЬТ* АРГУС 1874
ТИЛНИС-413 ДЕЛЬТА АРГУС 1874
Здесь пробелов было меньше, записи были более свежими, буквы — более четкими. Всего я различил пять языков, четыре из них, включая земной, — переводы слов из первой колонки слева.