Это был Коран.
Я стал доставать книги и с помощью Пикфорда сортировал их. Всего оказалось девяносто штук (мы сосчитали): тридцать пять Библий (двадцать четыре протестантских и одиннадцать католических), пятнадцать экземпляров Корана, пять — Талмуда, десять — Бхагават-Гиты и двадцать пять — Упанишад.
Я взял по одному экземпляру каждой и заплатил Пикфорду десять фунтов.
— Милости прошу в любое время, — сказал он мне вслед. — Может, и о скидке договоримся!
И тихонько засмеялся, очень довольный собой.
Когда Майер зашел ко мне вечером, то сразу же заметил шесть книг у меня на столе.
— Купил у Пикфорда, — объяснил я и рассказал, как нашел на складе ящик, заказанный геологами с Мурака. — Если верить Пикфорду, всего они заказали пятнадцать ящиков Библий!
— Старик выжил из ума.
— Нет, память его не подводит. Были и другие ящики, потому что этот был закрыт, а Пикфорд знал, что в нем.
— Чертовски смешно. Неужто те двое в самом деле были торговцами?
— Уж во всяком случае не геологами. Почему Таллис солгал? Почему он, между прочим, и словом не обмолвился обо всех эти Библиях?
— Может, забыл?
— О пятнадцати ящиках? Забыл о пятнадцати ящиках книг? Боже всемогущий, да что они с ними делали?!
Майер пожал плечами и подошел к окну.
— Хочешь, свяжусь по радио с Цересом?
— Пока не надо. Не вижу во всем этом смысла.
— А вдруг «нашедшего ждет вознаграждение»? Большое… Господи, я мог бы вернуться домой!
— Успокойся. Сперва надо выяснить, что делали здесь так называемые геологи, зачем заказали это фантастическое количество Библий. В одном я уверен: Таллис все знал. Сначала я решил, что они обнаружили хризоксилитовые залежи и что Таллис их обманул — уж слишком подозрительной показалась мне эта акустическая ловушка; а может, они инсценировали собственную гибель, чтобы несколько лет спокойно вести разработки, используя Таллиса как источник снабжения. Но найденные Библии заставляют предположить совсем иное.
На протяжении трех дней, круглосуточно, лишь изредка засыпая, свернувшись калачиком на водительском сиденье «крайслера», я систематически прочесывал вулканические джунгли: медленно проползал по лабиринтам долин, взбирался на гребни холмов, внимательно изучал каждую обнаженную кварцевую жилу, каждое ущелье или расселину, где могло скрываться то, что я ожидал найти.
Майер замещал меня в обсерватории, приезжая туда ежедневно. Он помог мне привести в порядок старый дизельный генератор, и мы поставили его на вездеход, чтобы обеспечить энергией обогреватель кабины (ночью температура опускалась до минус тридцати градусов), и три больших прожектора, установленных на крыше и дающих круговой обзор. Я сделал две ездки и превратил лагерь геологов в перевалочную базу.
Мы подсчитали, что по клейкому, густому песку вулканических джунглей шестидесятилетний мужчина за час может пройти километра два, а при температуре выше 70° больше двух часов ему не выдержать. Следовательно, зона поисков представляла окружность площадью пять квадратных километров, считая лагерь центром этой окружности, или даже двенадцать квадратных километров, если учесть время на возвращение.
Я буквально обыскал этот участок, отмечая на карте каждый вулкан, каждую долину, проходя их на малой скорости. Двигатель «крайслера» натужно ревел часов по двенадцать — от полудня, когда долины наполнялись огнем и будто бы вновь потекшей лавой, до полуночи, когда вулканы казались огромными горами из слоновой кости, мрачными кладбищами среди фантастических колоннад и нависших портиков — песчаных рифов, опрокинутыми соборами застывших у озер.
Я гнал «крайслер» вперед, выворачивал бампером каждый подозрительный валун, способный скрывать ход в шахту, сносил целые дюны тончайшего белого песка, который обволакивал вездеход мягкой пеленой.
Я ничего не нашел. Рифы и долины были пусты, склоны вулканов девственно чисты. Не было никаких следов и в мелких кратерах — лишь каменная сера, осколки метеоритов и космическая пыль.
На четвертое утро, очнувшись от беспокойного и не принесшего отдыха сна, я решил сдаться.
— Возвращаюсь, — сообщил я Майеру по рации. — Тут ничего нет. Заберу все топливо, что осталось в лагере, и к завтраку буду.
Когда я достиг лагеря, уже светало. Я погрузил топливо на вездеход, выключил фары и, желая бросить прощальный взгляд на долину, сел за походный металлический столик. За вулканами на другой стороне озера поднималось солнце. Я собрал со столика горсть пыли и медленно пропустил ее сквозь пальцы.
— «Превосходная архейская глина», — повторил я слова Таллиса, обращаясь к мертвому озеру. И хотел плюнуть на эту глину — скорее от злости, чем с надеждой, — когда в голове у меня будто сработал выключатель.
Километрах в семи от дальнего конца озера темным силуэтом на фоне восходящего над вулканами солнца застыл высокий, метров тридцати, сине-серый каменный крутой откос, поднимавшийся прямо из пустыни и протянувшийся вдоль горизонта километра на три. Дальше, на юго-западе, его скрывали вершины вулканов. Его крутизна наводила на мысль, что откос этот возник еще в довулканический период. Серая стена из камня, суровая и неприступная, царствовала над пустыней и казалась современницей самого детства планеты, тогда как пыльные вершины вулканов видели лишь ее закат.
Внезапно по какому-то дикому наитию я готов был спорить на свою двухмесячную зарплату, что скальная порода откоса относится к архейскому периоду. Серая стена эта была едва видна из обсерватории и находилась километрах в четырех-пяти от границы обследованной мной территории.