— Тебе приходилось охотиться на скатов? — спросил он меня, когда мы вошли в одну из нижних галерей.
— Никогда, — сказал я. — Сегодня я наконец увижу, как это делается. Ты, я слышал, в этом деле мастак.
— Что ж, если повезет, уцелею, — он показал на скатов, прилепившихся к карнизам у нас над головами. При нашем приближении они взмывали в небо с громкими хриплыми криками. В тусклом свете было видно, как высовываются из кожистых складок белые жала. — Если их особенно не тревожить, они обычно держатся на расстоянии, — сказал Тристрам. — Все искусство и состоит в том, чтобы их не вспугнуть. Выбираешь одного и потихоньку подбираешься к нему, а он сидит себе и таращится, пока не подойдешь на расстояние выстрела.
В узкой щели метрах в десяти справа от меня Раймонд Майо обнаружил крупный пурпурный экземпляр. Раймонд медленно двинулся в сторону ската, убаюкивая его низким гудением и не спуская глаз с угрожающе высунутого жала. Выждав, когда скат немного успокоился и втянул свое оружие, Майо осторожно подошел поближе, остановился метрах в двух от ската и тщательно прицелился.
— Как это ни странно, — прошептал Тристрам, обращаясь ко мне и Авроре, — но на самом деле Майо сейчас находится в полной власти ската. Если тот решит напасть, Раймонд окажется совершенно беззащитным.
Раздался выстрел. Стрела попала скату в позвоночник, и он был мгновенно парализован. Раймонд быстро сунул его в сеть, где через несколько секунд скат ожил, забил черными треугольными крыльями, а потом вновь замер.
Мы двигались по галереям и сводчатым пещерам, небо то пропадало, то открывалось узким далеким зигзагом. Протоптанные тропинки вели нас к подножью этого песчаного города. Поднимающиеся в воздух скаты касались крыльями стен, и струи мелкого песка низвергались на наши головы. Раймонд и Тристрам подстрелили еще нескольких скатов, и шофер нес сети с их неподвижными телами. Мало-помалу наша компания разделилась. Тони, Раймонд и шофер пошли по одной тропе, а я остался с Авророй и Тристрамом.
Я заметил, что выражение лица Авроры стало более сосредоточенным, а движения — энергичнее и точнее. Мне показалось, что, идя с Тристрамом под руку, она внимательно следит за своим спутником, поглядывая на него искоса.
Наконец мы достигли самого нижнего помещения лабиринта — сводчатого зала, от которого спиралями поднимались вверх десятки галерей. Под сводами, во мраке, недвижно висели тысячи скатов. Лишь их фосфоресцирующие жала то появлялись, то исчезали в кожистых складках.
Метрах в шестидесяти от нас, в противоположном конце зала, появились Раймонд Майо и шофер — туда их вывела одна из галерей. Несколько секунд они стояли в ожидании. Вдруг я услышал крик Тони. Раймонд выронил из рук ружье и скрылся в галерее.
Пробормотав извинения, я бросился бегом через весь зал. Они стояли в узком коридоре, вглядываясь в темноту.
— А я говорю тебе, — настаивал Тони, — этот дьявол пел, я собственными ушами слышал.
— Быть того не может, — сказал Раймонд.
Поспорив еще немного, они решили отказаться от поисков таинственного поющего ската и вернулись в зал. И тут я углядел, как шофер что-то прячет в карман. Этот горбун с крючковатым носом и безумными глазами, увешанный сетками, в которых извивались скаты, казалось, сошел с полотна Иеронима Босха.
Перекинувшись парой слов с Раймондом и Тони, я хотел было вернуться к Тристраму и Авроре, но оказалось, что их в подземном зале уже нет. Не зная, в какую из галерей они свернули, я заглянул в каждую по очереди и наконец увидел их: они поднимались по наклонному выступу над моей головой, плавным изгибом уходящему вверх. Я уже собирался вернуться в зал и отправиться за ними вслед, но случайно обратил внимание на профиль Авроры — на лице ее застыло все то же сосредоточенное, напряженное выражение. Передумав, я осторожно двинулся по спиральному проходу как раз под ними. Шорох осыпающегося песка заглушал мои шаги. В просветы между сталактитами я время от времени видел Аврору и Тристрама.
Потом, оказавшись буквально в нескольких метрах от них, я услышал слова Авроры:
— Говорят, что песчаных скатов можно приманить пением.
— Хм, зачарованный скат? — спросил Тристрам. — Можно попробовать.
Они пошли дальше, Аврора нежно и проникновенно напевала что-то. Звук становился громче, отраженный сводами и стенами лабиринта, в темноте зашевелились скаты.
Чем ближе мы были к выходу на поверхность, тем больше их становилось. Аврора вывела Тристрама на небольшую залитую солнцем площадку под открытым небом, похожую на арену. Площадку окружали стены метров тридцать высотой.
Потом я потерял своих спутников из виду, вернулся в галерею и по внутреннему склону поднялся на следующий уровень. Отсюда мне было видно все, что происходило на арене.
Жуткий пронзительный вопль заполнил песчаный лабиринт. Монотонный и всепроникающий одновременно, он походил на те ужасные звуки, которые слышат эпилептики, перед тем как забиться в припадке. Внизу, на арене, Тристрам зажал уши ладонями, взгляд его метался по стенам, пытаясь обнаружить источник звука. На Аврору он больше не смотрел — та застыла за его спиной в позе медиума, погруженного в транс, опустив неподвижные руки с обращенными вверх ладонями.
Я стоял, завороженный ее позой, как вдруг с нижних уровней лабиринта до меня донесся леденящий душу крик, потом — беспорядочные хлопки кожистых крыльев, и из нижних галерей вырвалась целая туча скатов. Над самой ареной, потеряв ориентацию и почти касаясь голов Тристрама и Авроры, они превратились в сплошную движущуюся массу.